JК
Емельян Пугачев (Книга 2) :: Шишков Вячеслав
Страница: 132 из 198Тот долго всматривался в черты изображённого лица. Наконец воскликнул:
- Ай-ай-ай! Хоть и не больно схож, а он... Камо гряду от лица твоего? Аще взыду на гору, ты тамо еси; аще спущуся во ад, ты тамо еси... Вскую шаташася, - старец произносил слова эти каким-то загадочным голосом, а в его глубоких тёмных глазах поблёскивали огоньки.
Живописец смущённо нашёптывал старцу:
- В народе толкуют, атамана Портнова в Илецком городке вздёрнул царь-батюшка, Симонова собирается казни предать. Ну и грозен, грозен Пётр Фёдорыч, радетель наш. А власти не признают его, за беглого казака Омельку Пугачёва принимают, окаянные!
Филарет, как вошли в келью, сказал:
- Надлежит сему государеву портрету подписану быть. Мы умрём, а он останется на посмотренье людям.
Зная, что Иван Прохоров не горазд в грамоте, Филарет достал из-за божницы пузырёк с чернилами, очинил гусиное перо и приготовился писать. Перед тем, не доверяя очам своим, он заглянул в пожелтевшую тетрадь с записями о событиях и встречах и на давней странице сыскал строки: "Сего числа имел беседу с забеглым казаком по имени Емельян Пугачёв; нашей веры человек, но дик и странен, донос же попаляем в сиром звании своём гладом духа и проворством помышления".
Живописец, кланяясь в пояс, молвил:
- Ты, отче Филарет, пиши тако: сей-де лик пресветлого императора и государя Петра Фёдорыча Третьего, великого ревнителя веры нашей древлей, писан-де той же веры Иваном, сыном Прохоровым... в тысяча семьсот...
- Ай-ай-ай! Хоть и не больно схож, а он... Камо гряду от лица твоего? Аще взыду на гору, ты тамо еси; аще спущуся во ад, ты тамо еси... Вскую шаташася, - старец произносил слова эти каким-то загадочным голосом, а в его глубоких тёмных глазах поблёскивали огоньки.
Живописец смущённо нашёптывал старцу:
- В народе толкуют, атамана Портнова в Илецком городке вздёрнул царь-батюшка, Симонова собирается казни предать. Ну и грозен, грозен Пётр Фёдорыч, радетель наш. А власти не признают его, за беглого казака Омельку Пугачёва принимают, окаянные!
Филарет, как вошли в келью, сказал:
- Надлежит сему государеву портрету подписану быть. Мы умрём, а он останется на посмотренье людям.
Зная, что Иван Прохоров не горазд в грамоте, Филарет достал из-за божницы пузырёк с чернилами, очинил гусиное перо и приготовился писать. Перед тем, не доверяя очам своим, он заглянул в пожелтевшую тетрадь с записями о событиях и встречах и на давней странице сыскал строки: "Сего числа имел беседу с забеглым казаком по имени Емельян Пугачёв; нашей веры человек, но дик и странен, донос же попаляем в сиром звании своём гладом духа и проворством помышления".
Живописец, кланяясь в пояс, молвил:
- Ты, отче Филарет, пиши тако: сей-де лик пресветлого императора и государя Петра Фёдорыча Третьего, великого ревнителя веры нашей древлей, писан-де той же веры Иваном, сыном Прохоровым... в тысяча семьсот...