Всё так же ярко светит остывающее солнце, всё так же спелой рябины на ветках красным-красно, только нет милого, некому проводить Дашеньку до дому.
И вот, по случаю праздника, под вечерок приходит в гости к Дашеньке тайная подруга её Устинья Кузнецова. Капитанша сердится на Дашеньку: невместно, мол, дочке коменданта водиться с простой казачьей девкой. Но Дашенька любит Устинью за её верный характер, за девью красоту, за печальные песни.
Устя помолилась на образ с горящей лампадкой, сняла с головы шёлковый полушалок и, поцеловав Дашеньку в губы, сказала:
- А ведь я твоего суженого видела, Митрия Павлыча...
- Уж не во сне ли?
- Пошто во сне... Въяве видела, вот как тебя.
Дашенька всплеснула руками:
- Ну сказывай, сказывай, скорей, где, когда?
Девушки сели возле предзеркального столика. Устинья, пощёлкивая орехи, стала не спеша рассказывать, как она недавно гостила у тётки в Илецком городке и как в это самое время городок передался без боя толпе мятежников.
- Вот тут-то, в толпе-то этой, я и усмотрела сержантика-то твоего...
- Ой, да очнись, Устинья! Что ты, в какой толпе?
- Да в той самой, вот в какой... Худой да длинный, а волосы-то по-казачьи острижены, косу-то ему обкорнали, и одет-то он по-казачьи, не вдруг признаешь...
- Господи, да как же он попал-то? - заметалась, всполошилась Даша. Да говорила ли ты с ним?
- А и не подумала говорить. Он рыло отворотил от меня - да ходу! Должно, чует, что совесть не чиста.
Дашенька вынула из-за пояса носовой платок, собираясь заплакать.