JК
Емельян Пугачев (Книга 3) :: Шишков Вячеслав
Страница: 83 из 744Мне кажется, во всём ты не рядовой, но весьма отличаешься от прочих".
На заседаниях Большой комиссии в 1767 году, в Грановитой московской палате, камер-юнкер Потёмкин являлся представителем интересов инородцев. Двадцать два депутата башкирцев, татар, калмыков и других народностей выбрали его своим защитником. В следующем году он был пожалован действительным камергером, стал часто бывать на придворных куртагах, вёл остроумные беседы с Екатериной.
Князь Григорий Орлов усмотрел в этом "марьяже" прямое посягательство на своё личное достоинство. Хотя фаворитом Васильчиковым он и был отодвинут на задворки в сердце коварной императрицы, хотя невзирая на все попытки, он и не надеялся восстановить былой взаимности с Екатериной, тем не менее он продолжал жить во дворце и пользоваться покровительством её величества. И вдруг новое, неслыханное вероломство... Он почувствовал себя в высшей степени оскорблённым и устроил Екатерине сцену ревности. С присущей ему бесшабашной прямолинейностью он не удержался бросить:
- Ну, матушка, либо я, либо этот мастодонт со стеклянным глазом! Выбирай.
Екатерина только вздохнула. Она предвидела подобный оборот дела. Но какой же тут может быть разговор... Не будь Гришеньки Орлова, она была бы, может статься, не самодержавной императрицей, а всего лишь регентшей при малолетнем Павле. И теперь ей ничего не оставалось, как под разными благовидными предлогами на время удалить Потёмкина от своего двора.
На заседаниях Большой комиссии в 1767 году, в Грановитой московской палате, камер-юнкер Потёмкин являлся представителем интересов инородцев. Двадцать два депутата башкирцев, татар, калмыков и других народностей выбрали его своим защитником. В следующем году он был пожалован действительным камергером, стал часто бывать на придворных куртагах, вёл остроумные беседы с Екатериной.
Князь Григорий Орлов усмотрел в этом "марьяже" прямое посягательство на своё личное достоинство. Хотя фаворитом Васильчиковым он и был отодвинут на задворки в сердце коварной императрицы, хотя невзирая на все попытки, он и не надеялся восстановить былой взаимности с Екатериной, тем не менее он продолжал жить во дворце и пользоваться покровительством её величества. И вдруг новое, неслыханное вероломство... Он почувствовал себя в высшей степени оскорблённым и устроил Екатерине сцену ревности. С присущей ему бесшабашной прямолинейностью он не удержался бросить:
- Ну, матушка, либо я, либо этот мастодонт со стеклянным глазом! Выбирай.
Екатерина только вздохнула. Она предвидела подобный оборот дела. Но какой же тут может быть разговор... Не будь Гришеньки Орлова, она была бы, может статься, не самодержавной императрицей, а всего лишь регентшей при малолетнем Павле. И теперь ей ничего не оставалось, как под разными благовидными предлогами на время удалить Потёмкина от своего двора.