JК
Философия одного переулка :: Пятигорский Александр Моисеевич
Страница: 26 из 28Может быть, скоро и захочу забыть , а потом не смогу вспомнить».
Начало регрессии. В этом месте рассказа эаканчивается детство. Я знаю, что нет точки или мгновения, от еоторого можно было бы к нему вернуться. Но наступает момент, от которого мы регрессируем отступаем в никуда — куда бы мы ни двигались. И тотчас рассказ становится чужим и искусственным, даже если он трогателен или занимателен. Регрессия — это уступка сознания условиям нашей внутренней жизни, когда она уже начала отделяться от жизни сознания .
Воспоминания, изложенные в трех следующих главах, — регрессивны.
Глава пятая: Регрессивная интерлюдия: конференция с дедушкой Тимофеем
Пожалуй, никогда еще я не был так близок к непосредственному знакомству с Никой, как в тот ошеломительно тихий весенний день 12 мая 1938 г. День этот, как все сколько-нибудь памятные дни моей жизни, был отмечен ложью . Точнее, несколькими обманами, равно угрожавшими раскрытием и справедливым позором наказания.
Итак, утром (день был выходной) мне было велено купить в магазине, на уже переименованной в Метростроевскую Остоженке, ливерной колбасы, шпрот, масла, хлеба и, не тратя денег ни на что другое и не останавливаясь по дороге для рассказов и расспросов, незамедлительно вернуться домой. Однако выполнить это оказалось совершенно невозможным, ибо, едва выбежав из ворот, я налетел на Гарика Першеронова.
Начало регрессии. В этом месте рассказа эаканчивается детство. Я знаю, что нет точки или мгновения, от еоторого можно было бы к нему вернуться. Но наступает момент, от которого мы регрессируем отступаем в никуда — куда бы мы ни двигались. И тотчас рассказ становится чужим и искусственным, даже если он трогателен или занимателен. Регрессия — это уступка сознания условиям нашей внутренней жизни, когда она уже начала отделяться от жизни сознания .
Воспоминания, изложенные в трех следующих главах, — регрессивны.
Глава пятая: Регрессивная интерлюдия: конференция с дедушкой Тимофеем
Пожалуй, никогда еще я не был так близок к непосредственному знакомству с Никой, как в тот ошеломительно тихий весенний день 12 мая 1938 г. День этот, как все сколько-нибудь памятные дни моей жизни, был отмечен ложью . Точнее, несколькими обманами, равно угрожавшими раскрытием и справедливым позором наказания.
Итак, утром (день был выходной) мне было велено купить в магазине, на уже переименованной в Метростроевскую Остоженке, ливерной колбасы, шпрот, масла, хлеба и, не тратя денег ни на что другое и не останавливаясь по дороге для рассказов и расспросов, незамедлительно вернуться домой. Однако выполнить это оказалось совершенно невозможным, ибо, едва выбежав из ворот, я налетел на Гарика Першеронова.