Фольклор и постфольклор: структура, типология, семиотика   ::   Березкин Ю. Е.

Сюжет о «собаке-предательнице» зафиксирован у русских [19] , украинцев [20] , коми [21] , чувашей[22] , мордвы [23] , марийцев [24] , ненцев [25] , манси [26] , хантов [27] , кетов [28] , селькупов [29] , якутов [30] , различных групп эвенков [31] , эвенов [32] , метисов Русского Устья [33] , алтайцев [34] , кумандинцев [35] , шорцев [36] , тубаларов [37] , тофаларов [38] , хакасов [39] , бурят [40] , монголов [41] , негидальцев [42] , орочей [43] — иначе говоря, по всей лесной и лесостепной зоне Азии и Восточной Европы. Рассказ этот часто следует после рассказа о творении (бог посылает злого духа в образе птицы добыть землю со дна первичного океана) [44] .

Миф о собаке-предательнице содержит некоторые «околобиблейские» мотивы, такие как мотив жесткого покрытия на телах первых людей, позже сохранившегося на пальцах в виде ногтей [45] , и мотив ягоды, съеденной вопреки запрету [46] . Даже если древнейшая область распространения подобных мотивов не ограничивалась Передней Азией [47] , в Сибири они в любом случае выглядят чужеродно, будучи привязаны лишь к данному контексту. Можно поэтому предполагать, что сюжет о собаке-предательнице сформировался поздно, на периферию своего ареала (Восточная Европа и Дальний Восток) был принесен уже в сложившемся виде и поэтому не пригоден для реконструкции ранних верований [48] . Однако для той территории, где сюжет сложился первоначально, он — как косвенное свидетельство былого бытования идей, противоположных провозглашаемым, — служит дополнительным подтверждением важности представлений о собаке, видящей духов и помогающей душам.