Галлоуэй   ::   Ламур Луис

За день ходьбы мои грубые мокасины развалились, тик что я расстелил шкуру, еще немного поскоблил ее и выкроил другую пару - эта получилась чуть получше.

После передвинул я костер на несколько футов, поел и снова принялся за свой обсидиановый нож, отбивая камень так, чтобы получилась хорошая режущая кромка. До чего ж я был неуклюжий и косорукий! Мне приходилось видеть, как индейцы делали такую же работу втрое быстрее. Потом я еще раз передвинул костер, настелил сосновой хвои по теплой земле, где раньше был огонь, и свернулся на ней, накрывшись лосиной шкурой.

Конечно, мне сейчас было не до мечтаний, но мысли сами все возвращались к горной хижине, где я родился, стоявшей почти под самым перевалом Дэннис-Гэп, в Теннесси. Эта старая хижина, при всей своей убогости, была такая уютная; а сейчас она, наверно, заброшенная и пустая, если только в нее не перебрался какой-нибудь скваттер.

В рассветном холоде птицы в кустах рассказывали свои байки - значит, вокруг все спокойно. Так они радостно звенели, что вряд ли поблизости творилось что-то недоброе.

Ступни у меня были воспалены, а икры страшно ныли от неуклюжей походки - я на ходу все выворачивал ноги, чтобы хоть чуток поберечь подошвы. Я поднялся на ноги, но при первом же шаге меня резанула такая боль, что слезы выступили на глазах. В общем, я снова сел. Господи, подумать страшно, в какую я неприятную историю попал...

Это место не годилось для долгой стоянки. Нужно было двигаться дальше, во что бы то ни стало... Внезапно боковым зрением я уловил какое-то движение на склоне.