Страница:
2 из 5
В первую нашу встречу мы сидели в холодном бараке, в тайге, а вокруг нас были колючая проволока в три ряда, но она уже не страшна была тогда, потому что лагеря не было и все его обитатели разъехались по домам. Мы топили "буржуйку", прораб смотрел на пареньков, приехавших сюда с путевками МК, которые сейчас спали, укрывшись старыми тулупами, оставшимися здесь от стражи. Прораб тогда говорил:
- Помнишь, у Толстого? Голубые города. Бред солдата-архитектора, обжорливость нэпа, проклятое спокойствие насытившихся обывателей. Помнишь? А он мечтал о голубых городах на берегах рек, он мечтал о стеклянных улицах и алюминиевых домах. Но для этого тогда ему нужен был пожар, чтобы спалить старые домишки и охотнорядческие улицы. Это было, когда килограмм хлеба стоил миллионы, а сыпняк валил людей прямо на холодные полы российских вокзалов. А потом стали строить города с ростральными колоннами и с карнизами, на которых лепили цементное изобилие. Мне по душе Карбюзье. Он по духу космонавт, он хотел приподнять здания, он хотел нарушить закон заземления.
- Ты строитель, - говорил я ему тогда, - ты же обязан быть реалистом, а сам проповедуешь, как чревовещатель в цирке.
- Про цирк - молчи. Вы все думаете, что цирк - это тюлени и Кио. А цирк - это арена, для цирка Гомер писал.
- Гомер писал для себя.
- Для себя моя племянница пишет, она только пять букв знает.
|< Пред. 1 2 3 4 5 След. >|