JК
Горький хлеб (Часть 3) :: Замыслов Валерий Александрович
Страница: 37 из 67Расправив бороду, он развернул грамоту и изрек на всю Ивановскую:
"Мая девятнадцатого дня, лета 709919 воровской человек, углицкий тяглец черной Никитской слободы Якимка Михеев хулил на Москве подле Петровских ворот конюшнего и ближнего государева боярина, наместника царств Казанского и Астраханского Бориса Федоровича Годунова воровскими словами и подбивал людишек на смуту крамольными речами..."
Толпа хмуро слушала приговорный лист, тихо перекидывалась словами.
- А ведь про этого Якимку нам дед Терентий только что сказывал. Вот и сгиб человек. Эх, жизнь наша горемычная, - наклонившись к Иванке, невесело вымолвил Шмоток.
Болотников молча смотрел на Якима, который напоминал ему чем-то отца. Такой же высокий, костистый, с глубокими, умными и усталыми глазами.
- А приказной дьяк заключил:
"И указал великий государь и царь всея Руси Федор Иоанович оного воровского человека казнить смертию..."
В толпе недовольно заговорили:
- Невинного человека губят.
- Царь-то здесь ни при чем. Это татарина Годунова20 проделки.
- За правду тяглеца казнят. Верно, он в народе сказывал - не его, а Бориску бы на плаху...
В толпе зашныряли истцы и земские ярыжки. Одному из посадских, проронившему крамольное слово, вдели в руки колодку и поволокли в приказ.
Якиму Михееву развязали руки, передали свечу монаху с иконкой Спаса. Один из стрельцов подтолкнул бунташного человека бердышом в спину к помосту.
Яким повел широким плечом - стрелец отлетел в сторону.
- Не замай, стрельче, сам пойду.
Угличанин поднялся на помост. Ветер взлохматил черную, как деготь, бороду, седеющие кудри на голове.
Палач приосанился, ловко и игриво подбросил и поймал топор в воздухе.
- Клади голову на плаху, Якимка.
"Мая девятнадцатого дня, лета 709919 воровской человек, углицкий тяглец черной Никитской слободы Якимка Михеев хулил на Москве подле Петровских ворот конюшнего и ближнего государева боярина, наместника царств Казанского и Астраханского Бориса Федоровича Годунова воровскими словами и подбивал людишек на смуту крамольными речами..."
Толпа хмуро слушала приговорный лист, тихо перекидывалась словами.
- А ведь про этого Якимку нам дед Терентий только что сказывал. Вот и сгиб человек. Эх, жизнь наша горемычная, - наклонившись к Иванке, невесело вымолвил Шмоток.
Болотников молча смотрел на Якима, который напоминал ему чем-то отца. Такой же высокий, костистый, с глубокими, умными и усталыми глазами.
- А приказной дьяк заключил:
"И указал великий государь и царь всея Руси Федор Иоанович оного воровского человека казнить смертию..."
В толпе недовольно заговорили:
- Невинного человека губят.
- Царь-то здесь ни при чем. Это татарина Годунова20 проделки.
- За правду тяглеца казнят. Верно, он в народе сказывал - не его, а Бориску бы на плаху...
В толпе зашныряли истцы и земские ярыжки. Одному из посадских, проронившему крамольное слово, вдели в руки колодку и поволокли в приказ.
Якиму Михееву развязали руки, передали свечу монаху с иконкой Спаса. Один из стрельцов подтолкнул бунташного человека бердышом в спину к помосту.
Яким повел широким плечом - стрелец отлетел в сторону.
- Не замай, стрельче, сам пойду.
Угличанин поднялся на помост. Ветер взлохматил черную, как деготь, бороду, седеющие кудри на голове.
Палач приосанился, ловко и игриво подбросил и поймал топор в воздухе.
- Клади голову на плаху, Якимка.