Город мелодичных колокольчиков (Великий Моурави - 6)   ::   Антоновская Анна Арнольдовна

Удивленно прислушивался Меркушка. Что это? Не сон ли? Нет! Ясно доносилась русская песня. Откуда она? Не из таинственных ли глубин моря? А может, из-за снежных степей? И голос знаком, и слова тяжкие, как цепи. Меркушка было подался к борту, но тут же вспомнил наказ и остался там, где стоял. А песня ширилась, накатывалась, подобно бурану в непогодь.

Само небо горько плачет,

Исходит слезою,

Что Вавило не казачит,

Не летит грозою.

И не тешит душу бражкой

В струге под Азовом,

Не несется с вострой шашкой

К стенам бирюзовым.

Грозы в море отгремели,

Остались лишь мели,

Шашки в поле отшумели,

Руки онемели.

Тяжелее нет подарка

Грудь обвили цепи.

Эх, турецкая катарга

Навек скрыла степи!

Стараясь стряхнуть пот, струящийся по закоптелому лицу и богатырским плечам, Вавило Бурсак с тоской подумал: "Эка сырость, до костей пробрала! Сидим в преисподней - и воем и цепи грызем!" И, с силой откидываясь назад, с веслом, вновь затянул:

Неужели песня в горле,

Как в клещах, застрянет?

Неужели вольный орлик

В неволе завянет!

Не взлетит над миром божьим?

Над катаргой адской?

Не пройдет по дням пригожим

С вольницей казацкой?

Не мириться с темной клетью

Даже псам и совам.

Пусть Бурсак турецкой плетью

Весь исполосован.

Перед ним дозорщик жалок,

Пусть хоть в сердце метит.