JК
Город мелодичных колокольчиков (Великий Моурави - 6) :: Антоновская Анна Арнольдовна
Страница: 67 из 1001- Разве князь Шадиман и дипломат Шадиман не одно лицо?
- Не одно. Я тоже не одно лицо, когда дорожу Шадиманом, как умнейшим из умных, украшающим собой Картли, - и когда желаю крушения черных замыслов, которым он отдал жизнь, пожертвовал вами и... скажу прямо: пожертвовал собой.
- Мы его не жалеем, - холодно ответил Заза, положив руку на пояс, словно на эфес меча. - Если человек посадил в собственном саду крапиву, так не может требовать, чтобы вырос персик.
Задумчиво крутил ус Саакадзе и наконец твердо сказал:
- Если б Шадиман для своего удобства вместо персика перцем увлекся, я бы тоже его не осудил. Пусть его намерения во вред царству, во вред азнаурам и - еще больше - во вред народу, пусть во всем заблуждается - это другой разговор... не кончен мой непримиримый спор с ним... Но он не ради личных благ, а во имя расцвета княжеского сословия сметал все, что мешало осуществлению его замыслов. Он многие ночи с коварством замышлял, как уничтожить меня, осудившего его деяния. Во всех помехах он чувствовал мою руку, ибо я тоже немало придумывал, действуя безжалостно... и невольно уважая его за стойкость. Так мы многие годы, каждый за свое сокровенное, вели непримиримую борьбу. Но вот пришел час, когда я мог уничтожить князя Шадимана, и я... не уничтожил. Было время, когда князь Шадиман мог меня уничтожить, и... не уничтожил. Он, подобно мне, испугался одиночества, испугался пустоты.
- Не одно. Я тоже не одно лицо, когда дорожу Шадиманом, как умнейшим из умных, украшающим собой Картли, - и когда желаю крушения черных замыслов, которым он отдал жизнь, пожертвовал вами и... скажу прямо: пожертвовал собой.
- Мы его не жалеем, - холодно ответил Заза, положив руку на пояс, словно на эфес меча. - Если человек посадил в собственном саду крапиву, так не может требовать, чтобы вырос персик.
Задумчиво крутил ус Саакадзе и наконец твердо сказал:
- Если б Шадиман для своего удобства вместо персика перцем увлекся, я бы тоже его не осудил. Пусть его намерения во вред царству, во вред азнаурам и - еще больше - во вред народу, пусть во всем заблуждается - это другой разговор... не кончен мой непримиримый спор с ним... Но он не ради личных благ, а во имя расцвета княжеского сословия сметал все, что мешало осуществлению его замыслов. Он многие ночи с коварством замышлял, как уничтожить меня, осудившего его деяния. Во всех помехах он чувствовал мою руку, ибо я тоже немало придумывал, действуя безжалостно... и невольно уважая его за стойкость. Так мы многие годы, каждый за свое сокровенное, вели непримиримую борьбу. Но вот пришел час, когда я мог уничтожить князя Шадимана, и я... не уничтожил. Было время, когда князь Шадиман мог меня уничтожить, и... не уничтожил. Он, подобно мне, испугался одиночества, испугался пустоты.