Иерусалимский ковчег (Казна Наполеона - 2)   ::   Арсаньев Александр

И это с моей-то любовью к свободе!

До моего вступления в Орден я считал своим главным де- визом слова: "Liberte, egalite, fraternite ou la mort!"

Или, говоря по-русски: "Свобода, равенство, братство или смерть!" Однако истина показалась мне важнее, и я несколько изменил свое мнение о соотношении этих философских понятий.

Фонарик под потолком озарял своим матовым светом седины моего наставника, они казались еще белее, а морщины при таком освещении резче выделялись на его волевом лице, от чего он выглядел старше, чем был на самом деле.

- Говоря откровенно, я ждал вашего визита, - признался я, указав ему на стул.

- Так вы уже наслышаны о прискорбном событии?! - воскликнул он. Плохие вести доходят быстро, - печально добавил Иван Сергеевич.

- Вы имеете в виду трагическую кончину Виталия Строганова? - уточнил я на всякий случай.

Кутузов кивнул:

- Совершенно верно. Дело явно запутанное. Как будто кто-то хотел инсценировать самоубийство.

- А вы не допускаете мысли, - поинтересовался я, - что Строганов и в самом деле покончил с собой, не выдержав нервного перенапряжения? Не каждому дано безболезненно приобщиться к великому учению! Возможно, на него повлияла чудовищная энергия, вызванная масонским церемониалом!

Иван Сергеевич пожал плечами:

- Трудно что-либо утверждать... - на некоторое время он замолчал, словно обдумывая сказанное мною, а затем промолвил:

- Вам, Яков Андреевич, и карты в руки.