Искусство быть другим   ::   Леви Владимир

Но вот и ауры счастья - от маминых осторожных пальцев, трогающих, рождающих то ли клавиши, то ли меня, от солнечных брызг одуванчиков, от полузабытой, полувыдуманной отцовской спины, целеустремленно везущей меня на санках - очевидно, вперед, очевидно, к смерти, от страниц, шепчущихся с предчувствиями, напоенных волшебным молоком Синей Птицы. Книжное Княжество, Книагара!.. Здесь, здесь, над ними впервые ощутил токи Истины, здесь услышал, что и меня зовут...

Детское первоодиночество - "никто не любит, никто не жалеет" (в темной тюрьме нагретого пододеяльника, в предсонном бреду) - эта горько-сладкая, как жженый сахар, щенячья жалость к себе, всегда, сколько помню, жалила и извне, убегала за грань моего существа, дрожащей жилой сливала с живым. Между своей и чужой болью перегородок не помню. Когда мстил, торжество победы возвращалось отравленным бумерангом, сопереживание сопернику доходило до любопытной патологии в боксе, когда каждый нокаут был мои м...

Благодарю и это тело - за многопудовые развесистые кошмары, взнузданное, наконец, мозгом, оно вдруг скачком, сказочно поумнело. Я вышел на солнечную поляну... Не осуждаю пессимистов ни в коей мере, жалею их как больных, как слепых. Они по-своему правы, для них - так. И для меня тоже так - в моем Черном Заповеднике, за колючей проволокой...

Я возражаю им только тогда, когда в отчаянной судороге тонущих они посягают на другую правоту, на иное видение. Когда в безумии хотят снять с неба Радугу. Когда тонешь сам, нет никакой необходимости топить ближнего.

Но и пессимизм пессимизму рознь.