Страница:
10 из 262
Засунув себе в рот сразу штуки четыре, Антошка остальные бережно завернул в бумагу и, запрятав их за голенище, вышел из лавки.
После такого лукулловского пиршества{234} Антошка почувствовал себя и счастливее, и бодрее, и совсем не думал о жидких, пустых щах у "дяденьки". Эти щи и вообще-то не прельщали его - до того они были водянисты и мало насыщали, а теперь, вспомнив о них, он даже сделал гримасу.
Слова "графа" о том, что Антошка "не проданный", значительно подняли его дух, и он продолжал свой путь, мечтая о том времени, когда он будет сам от себя продавать и спички, и бумаги, и конверты, и разные другие вещи, купит себе сапоги и полушубок и не будет жить у "дьявола дяденьки". В этих ребячьих мечтах заброшенного, несчастного мальчика, никогда не знавшего нежной ласки, не знавшего ни матери, ни отца, не забыты были и "граф" и маленькая Нютка, его любимица, жившая, как и он, у "дяденьки". Что же касается нелюбимых людей, то Антошка не без злобного чувства мечтал о возмездии. Хорошо было бы "дяденьку" засадить в тюрьму на вечные времена, а "ведьму"... Он придумывал ей разные беды и в конце концов решил, что было бы недурно, если б ее переехала конка и она бы издохла.
Однако, когда Антошка вошел в ворота знакомого деревянного дома на окраине Песков и поднимался по темной вонючей лестнице в "дяденькину" квартиру, его охватило невольное, знакомое еще с детства, чувство робкого страха, и ему представлялась пьяная физиономия "дяденьки" с ремнем в руках и рядом "ведьма", подзадоривающая его своим подлым смехом.
|< Пред. 8 9 10 11 12 След. >|