Страница:
23 из 137
Когда снимал меч, задел плечом за секиру, и та со звоном грохнулась о лавку. Наклонился, чтобы поднять, и в ту же минуту в покоях прибавилось свету. Из молельной вышел со свечой Ферапонт.
- Мамон?.. Пошто меч берешь? А вон и икона в суме... Да ты...
- Молчи!.. Молчи, старик.
Седая борода тиуна затряслась, глаза гневно блеснули.
- Не тронь, холопей позову. Эй, лю...
Мамон взмахнул мечом, и крик оборвался.
Укрылся в лесах: теперь ни в Москву, ни к князю Шуйскому дороги не было. Собрал ватагу из лихих и промышлял разбоем. Копил деньги.
"Год, другой людишек потрясу, а там и татьбу16 брошу. С тугой мошной нигде не пропаду. После бога - деньги первые", - раздумывал он.
Казна богатела, полнилась. У Ермилы при виде мошны загорались глаза и тряслись руки.
- Роздал бы, атаман.
- Что, есаул, руки зудят?
- Да я что... Ватага сумлевается.
- Ватага? - лицо Мамона суровело. - Лукавишь, Одноух. Сам, поди, ватагу подбиваешь. Вон как трясца берет при сундуке-то. Уж не заграбастать ли хочешь, а?
- Креста на тебе нет, атаман, - обидчиво фыркал есаул.
- Чужая душа - дремучий бор, Ермила. Ты у меня смотри, не погляжу, что есаул. Волчья-то клеть рядом... А ватагу упреди - ни единой полушки из казны не пропадет. Всю добычу поровну, никого не обижу.
"Никого не обижу", - часто в раздумьи повторял он, прищурив глаза и затаенно усмехаясь. А скрытых помыслов у него было немало, они властвовали, давили, теребили душу, и от них никуда нельзя было уйти.
|< Пред. 21 22 23 24 25 След. >|