Я, Богдан (Исповедь во славе)   ::   Загребельный Павел

Туда! Спасти! Воскресить! Возвратить к жизни! Далеко ли отбежал, в самом ли деле рвался туда, или только так казалось мне, что и не сам, а с целыми полками и ордами тороплюсь, как на пожарище, ищу надеждуна воскресение уже не в самом себе, а в этих неисчислимых тысячных скопищах людских, над которыми я гетман. Бесконечные обозы, татарские кони бахматые, мрачное передвижение тысяч грязных людей, ночные огни, громкие песни и жажда битвы - все обрело непостижимый, безысходный трагизм, стало далеким и чужим, будто душа поняла истинный облик мира до глубочайших глубин, перенесенная в понурую стихию смерти и безутешной печали.

- Демко, где ты? - крикнул я, и тот мигом появился и молча стоял возле меня, будто хотел отогнать от меня призраки смерти и истребления.

Дерево от удара молнии вспыхивает, обугливается, а потом зеленеет от корня еще более буйно. Меня опалило, я умер и уничтожился, а потом воскрес, но не зазеленел, а обуглился еще больше от непреодолимого отчаяния. Зачем жить, если нет у тебя родной души на всем божьем свете? И среди кого и для кого жить?

Слезы были во мне, жгли, заливали меня огненными реками. О, если бы они вылились из меня, то сожгли бы весь мир! Душа разрывалась от горя, рвалась на куски. Да неужели, неужели же! Или я пьян, в беспамятстве, или... И все могут сочувствовать, утешать, произносить слова пустые и ненужные. Выговский, Демко, отец Федор. "Во блаженном успении и живот и покой..." Во блаженном... Блаженные, блаженные...