Продолжение следует, или Воронежские страдания   ::   Незнанский Фридрих Евсеевич

Красавица Аля — Алевтина Григорьевна, исполнявшая с некоторых пор в «Глории» должность не только оперативного сотрудника, но и офис-менеджера, то есть, по существу, хозяйки данного «заведения», развлекала посетителя разговором. И появление Турецкого встретила укоризненной гримаской, не портившей, впрочем, ее очаровательного личика.

— Здравствуйте, — сходу поздоровался с Щербатенко Александр Борисович, узнав, разумеется, своего «крестника», несмотря на весьма разительные изменения, коснувшиеся того по известным причинам. — Приношу вам, Николай Матвеевич, глубокие извинения по поводу небольшого опоздания. Пришлось немного задержаться, — он тряхнул толстой папкой, — пока отыскали и принесли мне из нашего архива ваше дело…

Турецкий присел на соседний стул и положил том на стол. Повернулся к Але.

— Алевтина Григорьевна, миленькая, не сочтите за труд, сделайте и мне чашечку. А мы пока кое-что уточним у нашего клиента.

Девушка ушла к кофеварке, а Турецкий придвинул папку к себе и положил на нее обе руки. Посмотрел на Щербатенко: да, колония не красит, здорово постарел, а был, если память не изменяет, вполне благополучным, щекастым таким, упитанным, уверенным в себе «новым русским», как их тогда и стали называть, кажется, впервые. А теперь перед ним сидел сухой, словно выбеленный, но, очевидно, достаточно сильный и волевой мужик лет за шестьдесят. Хотя было ему от роду — Турецкий специально посмотрел дело, — сорок два года. Двадцатисемилетним парнем сел. Лучшие годы загубил за колючкой. Что ж, каждому — свое, это известно…

— Ну, я внимательно вас слушаю.

— Смотрите, как здорово изменился… — не спросил, а констатировал Щербатенко.