JК
Кельтские сумерки :: Йейтс Уильям Батлер
Страница: 2 из 157Йейтса
---------------------------------------------
Уильям Батлер Йейтс
Кельтские сумерки
ОГЛАВЛЕНИЕ
Сказитель
Вера и неверие
Помощь смертных
Духовидец
Деревенские призраки
"Прах покрыл Елены очи
Хозяин стад
Память сердца
Чернокнижники
Дьявол
Теологи счастливые и несчастливые
Последний глимен
Regina, regina, pigmeorum, veni
"Они сияли яростно и ясно"
Зачарованный лес
Таинственные существа
Аристотель-книжник
Демоническая свинья
Голос
Ловцы человеков
Те, кто не знает усталости
Земля, вода и пламя
Старый город
Живые сапоги
Трус
Три О'Бирна и злые фэйри
Драмклифф и Россес
Крепкий череп, божий дар
Молитва моряка
О близости неба и чистилища
Едоки драгоценных камней
Матерь Божия на горах
Золотой век
Упрек шотландцам, утратившим доброе расположение собственных духов и фэйри
Война
Королева и дурак
О тех, кто дружит с фэйри
Грезы без всякой морали
У обочины дороги
СКАЗИТЕЛЬ
Немалую часть рассказанных в этой книге историй поведал мне человек по имени Падди Флинн, маленький ясноглазый старик, ютившийся в крохотной, в одну комнату, и с прохудившейся крышей хижине в деревне Баллисдейр, в самом, с его точки зрения, «знатном» – имелся в виду народ холмов (1) – месте во всем графстве Слайго. Есть они, конечно, и в других местах, но с Драмклиффом или Дромахайром всем прочим тягаться трудно. Когда я впервые увидел его, он сидел, скрючившись, у огня, и рядом с ним стояло ведро грибов; в другой раз я застал его прямо под забором – он спал как младенец и улыбался во сне. Он всегда был приветлив и весел, хотя по временам мне казалось, что я отследил в глазах его (быстрых, словно глаза кролика, и глядели они, как будто из нор, из двух морщинистых темных норок) толику грусти, которая, однако, и сама была отчасти в радость; мечтательная тихая грусть зверей и людей, живущих, как звери, чутьем.
А жизнь, нужно сказать, его не баловала вовсе – донимаемый деревенскими ребятишками, он брел по ней, заключенный в тройную клетку старости, чудаковатости и глухоты. Может, оттого он и прописывал себе и всем прочим весьма своеобразную жизнерадостность – как средство ото всех невзгод.
---------------------------------------------
Уильям Батлер Йейтс
Кельтские сумерки
ОГЛАВЛЕНИЕ
Сказитель
Вера и неверие
Помощь смертных
Духовидец
Деревенские призраки
"Прах покрыл Елены очи
Хозяин стад
Память сердца
Чернокнижники
Дьявол
Теологи счастливые и несчастливые
Последний глимен
Regina, regina, pigmeorum, veni
"Они сияли яростно и ясно"
Зачарованный лес
Таинственные существа
Аристотель-книжник
Демоническая свинья
Голос
Ловцы человеков
Те, кто не знает усталости
Земля, вода и пламя
Старый город
Живые сапоги
Трус
Три О'Бирна и злые фэйри
Драмклифф и Россес
Крепкий череп, божий дар
Молитва моряка
О близости неба и чистилища
Едоки драгоценных камней
Матерь Божия на горах
Золотой век
Упрек шотландцам, утратившим доброе расположение собственных духов и фэйри
Война
Королева и дурак
О тех, кто дружит с фэйри
Грезы без всякой морали
У обочины дороги
СКАЗИТЕЛЬ
Немалую часть рассказанных в этой книге историй поведал мне человек по имени Падди Флинн, маленький ясноглазый старик, ютившийся в крохотной, в одну комнату, и с прохудившейся крышей хижине в деревне Баллисдейр, в самом, с его точки зрения, «знатном» – имелся в виду народ холмов (1) – месте во всем графстве Слайго. Есть они, конечно, и в других местах, но с Драмклиффом или Дромахайром всем прочим тягаться трудно. Когда я впервые увидел его, он сидел, скрючившись, у огня, и рядом с ним стояло ведро грибов; в другой раз я застал его прямо под забором – он спал как младенец и улыбался во сне. Он всегда был приветлив и весел, хотя по временам мне казалось, что я отследил в глазах его (быстрых, словно глаза кролика, и глядели они, как будто из нор, из двух морщинистых темных норок) толику грусти, которая, однако, и сама была отчасти в радость; мечтательная тихая грусть зверей и людей, живущих, как звери, чутьем.
А жизнь, нужно сказать, его не баловала вовсе – донимаемый деревенскими ребятишками, он брел по ней, заключенный в тройную клетку старости, чудаковатости и глухоты. Может, оттого он и прописывал себе и всем прочим весьма своеобразную жизнерадостность – как средство ото всех невзгод.