Корабли Санди   ::   Мухина-Петринская Валентина Михайловна

Уж очень расстроился тогда Ермак. Стыдно ему было за отца и больно.

- Садись! - сдержанно пригласил Андрей Николаевич. Оба сели у круглого лакированного стола, на котором чугунно темнела треугольная пепельница. Закурили.

- Если разрешишь, я твоих... мои самые дешевые,- сказал Станислав Львович, беря папиросу из портсигара Дружникова.- Да... Давненько мы не виделись. Лет десять? Или больше? Я следил за твоими успехами. Высоко ты поднялся, Андрей, и в прямом и в переносном смысле. Добился своего. С детства ведь мечтал стать летчиком. Помню, помню! Если не возражаешь, я пересяду в кресло.

Зайцев не знал, что Андрея списали на землю. Видимо, Ермак ничего не говорил отцу.

- У тебя какое-нибудь дело?-нетерпеливо пере бил Дружников.

- Да. Дело... Конечно. Тебе хочется, чтоб я скорее ушел? Ты всегда был сухарь, Андрей. Но сейчас мне невыгодно раздражать тебя правдой. У меня к тебе просьба.

- Слушаю,- коротко ответил Дружников. Удивительно были не похожи друг на друга эти бывшие друзья. (Они действительно были когда-то друзья со школьной скамьи, пока не разошлись в разные стороны!)

Дружников - строгий, волевой, подобранный, подтянутый даже теперь, пережив такое крушение в своей жизни. Он сидел выпрямившись, не касаясь спинки стула, и холодно смотрел на друга юности. Стасик Зайцев, располневший, преждевременно обрюзгший, со "следами красоты" на лице, развалился в кресле, заложив нога на ногу, и с насмешливой веселостью наблюдал "преуспевшего" товарища.