Корабли Санди   ::   Мухина-Петринская Валентина Михайловна

Еще различаю родные взволнованные лица. Жалкое, растерянное лицо Аты - она меня уже не видит, все видят, а она нет. Прекрасное, грустное лицо мамы - что-то кричит мне; уже не слышно. Плачущая бабушка. Отец... Он поддерживает маму под руку. Дедушка Саня такой же моложавый и сильный, как был. "Петр Первый"! Мой друг Ермак. Дружище ты мой дорогой! Старый директор Петр Константинович. Лялька рыдает не скрываясь. Ох Лялька! Как мало мы ценим подлинное чувство! Баблак Иван... Солидный инженер... Рядом с ним изо всей силы машет платком Римма. Гриша, Майка... Пирс с провожающими уехал далеко вправо... Лица затуманились... Ничего не видно. Смешно, когда плачет взрослый, женатый мужчина.

Дизель стучит ровно, как спокойное сердце. На берегу зажглись огни. Берег все дальше. Карантинная слободка: вон на том берегу искали мы, ребята, "лягушки", "куриный глаз", "слезки" и всякие другие камушки. На крыльях рубки вспыхнули отличительные огни. Красные, зеленые/ Берег скрылся. Надолго!

Ата, Ата! Это неправда, что я не понял бы, не скажи мне Ермак. Я понимал с самого начала. Оттого так тревожно было на сердце. Оттого не было ощущения настоящего счастья. Темперамент и пылкость - это еще не любовь.

Перед отъездом я заходил проститься к Рождественским. Вот тогда я понял, как смотрит женщина, когда она любит.

Ветер крепчает, волна крутая, горизонт растворяется во тьме. Ночь и сердитое зимнее море. Может, не надо мне было уезжать так надолго - на четыре года.