Корсар   ::   Фаррер Клод

Но погоди! Вдруг мать моя останавливается и не движется больше, обратившись, как бы сказал наш священник, в соляной столб. Я на нее смотрю и вижу, что она прислушивается. Я тогда тоже начинаю слушать и слышу... Тома! Также верно, как мы здесь с тобой вдвоем... я слышу: плюх! плюх! плюх!.. Да, как будто белье полощут...

Тома перекрестился нервным движением.

- Русалки? - спросил он, побледнев.

- Знал ли я тогда, - сказал Геноле, - что такое русалки? То были они, однако же, да. И вот как я в этом убедился: сейчас же мать моя выпустила мою руку, сделала шаг вперед, другой, третий, наклонилась, словно вглядываясь вдаль, потом одним прыжком отскочила и, схватив меня снова за руку, бросилась бежать со всех ног, торопя меня, что есть мочи, прочь от того места, куда мы шли, не смея ни продолжать нашего пути, ни даже оглянуться назад. Все остальное случилось, как пописанному.

- Она скончалась в том же году? - спросил Трюбле.

- В тот же месяц, - ответил Геноле. - Ты видишь, это верно были "они", стирали, должно быть, ее саван при лунном свете... Теперь, вот что я тебе скажу, и это ты запомни. Тома Трюбле, капитан! Конечно, я был в ту пору клоп, да еще, пожалуй, самый несмышленый на нашей улице, а все-таки, услышав русалочий "плюх, плюх, плюх", я помню, что как и сейчас, ощутил между лопатками и оттуда сверху донизу, по всей спине... холод, который пронизал меня вдруг до мозга костей, такой холод, что зимняя изморозь после него показалась бы горячими угольями...