JК
Культура, Истоки вражды :: Елизаров Евгений
Страница: 300 из 304Но только ли в тесном переплетении культур кроется окончательное решение вечной проблемы? Да и в самом ли деле есть нерушимая гарантия того, что коренящаяся где-то на субклеточном уровне готовность скорее аннигилировать при соприкосновении со всем чужим и непонятным, нежели просто примириться (и уж тем более сродниться) с ним, может быть преодолена миссией какого-то культуртрегерства?
Так стоит ли удивляться тому, что столь же древнее, сколь и мечта о вечном мире, стремление к региональному - а то и вообще к мировому - господству в конечном счете восходит все к той же опасности, что таится в культуре сопредельных племен, и все к той же мечте о ее окончательном устранении?
Да, конечно, мечта Александра о военном объединении народов может быть интерпретирована и как примитивная жажда мирового господства. Но что, собственно, такое это мировое господство - только ли ностальгия по не ограниченной ничем власти, или все же ассимиляция единым укладом бытия всей варварской периферии?
Можно, разумеется, видеть в стремлении к военным завоеваниям лишь низменный порыв к грабежу, животную тягу к паразитированию на труде чужих мужчин и удовлетворению своей похоти с чужими женами и дочерьми. И в самом деле: только ли Меншиков поднимал своих солдат на штурм напоминанием о том, что "в крепости - вино и бабы"? Чего греха таить, и проникновенные слова Петра об Отечестве, произнесенные им в его боевом приказе к судьбоносной для России Полтавской битве, и повторяемый вот уже двести лет командирами всех армий мира призыв Нельсона каждому исполнить свой долг в столь же решительном для Англии Трафальгарском сражении, и упоминание молодого Наполеона о сорока веках, которые смотрят на его солдат с вершин египетских пирамид, действовали (и, вероятно, действуют по сию пору) с куда меньшей эффективностью, нежели этот бесхитростный призыв хорошо знающего душу простого солдата будущего российского генералиссимуса. Зачастую в истории народов именно обещания военачальников отдать на разграбление солдатам захваченные города и выступали действительным стимулом военных походов.
Так стоит ли удивляться тому, что столь же древнее, сколь и мечта о вечном мире, стремление к региональному - а то и вообще к мировому - господству в конечном счете восходит все к той же опасности, что таится в культуре сопредельных племен, и все к той же мечте о ее окончательном устранении?
Да, конечно, мечта Александра о военном объединении народов может быть интерпретирована и как примитивная жажда мирового господства. Но что, собственно, такое это мировое господство - только ли ностальгия по не ограниченной ничем власти, или все же ассимиляция единым укладом бытия всей варварской периферии?
Можно, разумеется, видеть в стремлении к военным завоеваниям лишь низменный порыв к грабежу, животную тягу к паразитированию на труде чужих мужчин и удовлетворению своей похоти с чужими женами и дочерьми. И в самом деле: только ли Меншиков поднимал своих солдат на штурм напоминанием о том, что "в крепости - вино и бабы"? Чего греха таить, и проникновенные слова Петра об Отечестве, произнесенные им в его боевом приказе к судьбоносной для России Полтавской битве, и повторяемый вот уже двести лет командирами всех армий мира призыв Нельсона каждому исполнить свой долг в столь же решительном для Англии Трафальгарском сражении, и упоминание молодого Наполеона о сорока веках, которые смотрят на его солдат с вершин египетских пирамид, действовали (и, вероятно, действуют по сию пору) с куда меньшей эффективностью, нежели этот бесхитростный призыв хорошо знающего душу простого солдата будущего российского генералиссимуса. Зачастую в истории народов именно обещания военачальников отдать на разграбление солдатам захваченные города и выступали действительным стимулом военных походов.