Ледяной клад   ::   Сартаков Сергей Венедиктович

Цагеридзе кричал: "Крепкого чаю! Водки!" И насильно поили девушку каким-то зеленым настоем травы, остро пахнущим водкой, потом горячим чаем, потом обильно смазывали гусиным жиром, потом закутывали в одеяло и укладывали в постель. А Феня, придя в себя, все время отстраняла их и повторяла:

- Уйдите... Не надо... Я сама... Я сама...

Но едва ее уложили в постель - мертво заснула.

Только тогда Баженова спросила Михаила:

- А ты сам-то не ознобился?

Он небрежно махнул рукой:

- Ну, я-то! Мишку, брат, и сам черт не возьмет.

Щеки и уши у него болели сильно. Федосью оттирал, а себя не оттер. Суть не в этом.

- С ней-то ничего не случится?

Михаил спросил в пустоту, сам не зная, к кому именно обращается. Любой пусть ответит.

Ответил Цагеридзе:

- Хватит того, что случилось. Ну, поболеет. А хирурга, думаю, приглашать не придется. Хирургов к себе, как магнит, притягиваю только я.

И тогда Михаил захохотал. Спроси - он и сам не смог бы объяснить, почему вдруг вырвался у него этот ненужный и нелепый хохот. Было так: будто в груди лежал какой-то тяжкий, колющий комок, а теперь он взорвался и расходится легкими светлыми лучами. И все, что он испытал вместе с Феней за стенами этого дома в черной морозной ночи, обжигающей своим едким чадом, ему представилось уже веселым, смешным, а не страшным.

- Ух, и потеха была! - сказал он, переводя дыхание и опять нет-нет да и взрываясь коротким хохотом. - Х-ха, ха-ха! Ух, и потеха была, когда мы двое по тайге - х-ха-ха-ха! - на одних лыжах...