Медвежатник   ::   Шпанов Николай Николаевич

Паршин машинально прислушивался к столь же тщетному, сколь непрерывному, извозчичьему"ну-ну", на которое жалкая клячонка не обращала никакого внимания. Выведенный из себя возница привстал на козлах и, привалившись животом к передку пролетки, принялся стегать лошадь. С неожиданным интересом Паршин следил за взмахами извозчичьей руки и прислушивался к хлестким ударам кнута.

- Будет, ну тебя! - с досадой сказал Паршин.

- Да как же, ваше степенство! Кабы я не понимал, кого везу, а то видишь... У, тварь! - и извозчик снова размахнулся. - Ее кормишь, кормишь, а она...

- Врешь ведь, - проговорил Паршин. - Небось и забыл, когда последний раз овес давал.

_ Овес?! Мы на сечке. С брюха смотрит как жеребая, а силы-то и нету.

- Так бы и говорил - сечка! А то "кормим"... - Паршин поглядел на залатанный, выцветший кафтанишко возницы, на нескладные большие рукавицы, перевел взгляд на испитое лицо с обвислыми, словно выдерганными усами и редкой бороденкой.

- В отхожем, что ли?

- А то как же. В отхожем.

- Так тебе бы давно уже в деревню пора.

- А то как же, пора.

- Чего же ты тут маешься?

- Маюсь. А то как же?..

Извозчик сел совсем боком и принялся рассказывать Паршину длинную историю о том, как он всю зиму мается в Москве, как невозможно стало свести концы с концами, так как он - один мужик на весь двор. А тут еще сноха-солдатка погорела, так и вовсе хоть плачь. Заработал полтораста за зиму - все в деревню отправил. Теперь вот нечем хозяину извозного двора за солому платить...

- А ты из каких?

- Куркинские мы.