Миры и столкновенья Осипа Мандельштама   ::   Амелин Григорий

Но нет, что в младенчестве усвоено – усвоено раз навсегда: verliebte – значит Seelen. А Seelen это ведь See (остзейская “die See” – “море!”) и еще – sehen (видеть), и еще – sich sehnen (томиться, тосковать), и еще – Sehnen (жилы). Из жил томиться по какому-то морю, которого не видел – вот душа и вот любовь. И никакие Rosen и Nelken не помогут!

Когда же песня доходила до:

Setze Du mir einen Spiegel

Ins Herze hinein…

[Вложи мне зеркало

в сердце… ]

– я физически чувствовала входящее мне в грудь Валерино зеленое венецианское зеркало в венце зубчатого хрусталя – с постепенностью зубцов: setze – Herze – и бездонным серединным, от плеча до плеча заливающим и занимающим меня зеркальным овалом: Spiegel” ( II, 162-163).

Цветаева рассуждает как немецкий поэт! Но так должно говорить не только по отношению к немецкому, и не только у Цветаевой. Р.Я.Райт-Ковалева отмечала у Маяковского “совершенно сверхъестественное восприятие звуковой ткани любого языка”. Это выражение некоего общего настроения. Поиски единого, в пределе – божественного всеязычного языка:

Не позабыть бы, друг мой,

Следующего: что если буквы

Русские пошли взамен немецких –

То не потому, что нынче, дескать,

Все сойдет, что мертвый (нищий) все съест –

Не сморгнет! – а потому, что тот свет,

Наш, – тринадцати, в Новодевичьем

Поняла: не без- а все-язычен.

( II, 350)

Наш большой друг Мирон Семенович Петровский говорит: “Исследователь должен быть конгениален автору.