Мятеж   ::   Фурманов Дмитрий Андреевич

- У них же и земли нет по-настоящему пахотной, - говорю я Климычу, нет навыка к работе, ни плуга, ни бороны, ни серпа - ничего нет.

- А кто ему велит... Пробовали, давали. И борону давали, и серп... Повертит-повертит в руках, даже и работать, пожалуй, возьмется сгоряча, а потом плюнет, марш на кобылу - только его и видели. Поэтому крестьянин здесь и дружбу с киргизом не ведет... В этом самая сила.

- Значит, дружбы нет? - задаю ему острый вопрос.

- Оно не то штобы нет, а и не то штобы есть, - разводит Климыч мудреную, непонятную философию. - Где как водится - тоись насчет этой дружбы. Старожилы их самих уж больно не любят: собаки, говорят, какие-то блудущие, да и только... Ну, старожил - ясное дело, не любит отчего: богат не в меру. Где ему киргиза бедного за человека, да еще за равного, себе сосчитать. Он, поди, и нашим братом гнушается - новоселом. А новосел за то не уважает киргиза, что к труду он неспособен. Единственно. А что впрочем - тут ладно идет... Одно слово, ладно...

Я долго пытался внушить Климычу мысль, что исторические периоды в жизни целых народов чередуются в известном порядке с железной, неумолимой последовательностью; что каждый киргиз в отдельности ни прав, ни виноват в том, что он кочевник, что он до сих пор не осел на землю, что не занимается пока земледелием и т. д. и т. д.