Мысли и сердце   ::   Амосов Николай Михайлович

Чудак, я ничего не знаю.

— После вашего ухода ничего не произошло.

— А подробнее?

— Пульс колеблется от ста десяти до ста тридцати. Кровяное давление девяносто. Женя, сколько ты насчитал капель?

— Сорок. Бывало и шестьдесят. За полтора часа после остановки сердца почти триста кубиков.

— Это, по-вашему, ничего?

Молчание. Может быть, в самом деле ничего? Времени еще прошло немного, кровотечение остановится. Тем более, сейчас уже сорок капель.

— Мочу выпускали?

— Да. Всего пятьдесят кубиков, очень темная. Вот еще будет напасть с почками. Впрочем, за полтора часа это не так мало.

— Кровоостанавливающие средства вводили?

— Конечно. Вот записи.

— Что мне записи, я и так верю.

Верю, да не всегда. Потому и тычут мне листок. Нет, в общем верю. Хорошие ребята, только писать не любят. Но на одной сознательности уехать не можем. Ее достаточно, чтобы просидеть у больного трое суток, но мало для истории болезни. Или не понимают важности? А в самом деле, разве можно сравнить — больной и бумага? Сравнить нельзя, но бумага тоже нужна. Элемент организации, а без нее — нет дела.

Брось эти бухгалтерские рассуждения. Что все-таки будем делать с кровотечением? Это сейчас главная проблема, хотя и сердце и почки еще в большой опасности.

— Кровь для переливания есть?

— Да, довольно.

— Будем ждать час, потом соберемся все и обсудим. Трубки из трахеи не вынимайте. Держите под наркотиками.

Уйду.