О небе   ::   Аристотель

Абсурдно не только то, что мы ничего не слышим (это они еще пытаются как-то объяснить), но и то, что не испытываем на себе никакого другого действия [звука], не опосредованного ощущением. Очень громкие звуки сокрушают, как известно, цельность даже неодушевленных тел, например звук грома расщепляет камни и наипрочнейшие тела. Если же движется такое количество столь огромных тел, а проникающая способность и сила звука прямо пропорциональны движущейся величине, то он должен и доходить сюда, и обладать невообразимой сокрушительной силой. Однако мы и не слышим его, и не видим, чтобы тела подвергались какому-нибудь насильственному воздействию, и не трудно объяснить почему: потому что никакого звука нет. А выяснение причины этого одновременно служит подтверждением истинности высказанных нами взглядов, ибо то, что для пифагорейцев было трудностью, заставившей их постулировать консопанс движущихся [звезд], для нас – доказательство [их неподвижности]. Тела, которые движутся сами, производят шум и трение (plegs), а те, которые прикреплены к движущемуся телу как к кораблю или содержатся в нем, как части, не могут . шуметь, равно как и сам корабль, если он движется по течению реки. А ведь и здесь можно было сказать, рассуждая, как они:

Между тем шум производит только то, что движется в неподвижном, а то, что [движется] в движущемся, образуя с ним сплошное целое и не производя трения, не может шуметь.