Страница:
38 из 131
Иголкин фыркнул:
- Подтопчешься.
- Небось-небось.
- На все ноги.
- Небось, брат.
- На бутылку водки, может, поспорить?
- Зачем мне водка? Я не пью.
- Что ж ты все о себе? Ты о людях подумай: пить-то ведь я буду.
И заговорили кругом:
- Он жадный: на водку его не разоришь.
- Святые, они завсегда так: только бы им.
Посмотрел на всех Игнат, и потускнело в нем что-то.
Протянул Иголкину потную руку.
- Давай поспорим, что же.
- Только чтоб к ужину.
- К ужину.
На повисшую на худой спине Игната деревянную козулю Иголкин накладывал кирпичи не спеша, выбирая все цельные и считая вслух. Игнат молчал, все ниже сутуля спину. А когда положен был сороковой кирпич и Игнат тронулся с места, покачнувшись так тяжело, точно держали его за ноги, - Иголкин свистнул:
- Эге-ге, брат!
И всем стало ясно, и яснее всех самому Игнату, что он проспорил. Но что-то сверкнуло в нем хмельное, и, обернувшись к Иголкину, Игнат сказал:
- Думаешь, бог допустит надо мной посмеяться? Нет, брат! Не допустит!
Скрипели и гнулись под каждым медленным шагом доски лесов, поперечины цеплялись за носки и каблуки опорков. В сорок шагов длиною вытянулся каждый неровный, тряский шаг. Шею сразу точно налило чугуном, и свело спину. И от ног к глазам через все тело протиснулись темные волны, сначала редкие, а потом все чаще-чаще, и мутно стало.
|< Пред. 36 37 38 39 40 След. >|