Первые радости (Трилогия - 1)   ::   Федин Константин

Они засмеялись, и Кирилл спросил:

- Не веришь, что пароход можно разрезать?

Аночка отошла молча от парохода, заглянула в кухню, со вздохом покачала головой на широкую русскую печь.

- У нас в ночлежке кухни нет, а еще когда мы жили на квартире, когда я была немножко больше Павлика, мама говорит - у нас была кухня. А теперь, как Павлик родился, так мама купила керосинку и делает тюрю для Павлика или кашку. А нам с папой, когда купит на Пешке пирог с ливерком, тогда тоже разогреет на керосинке. Во всей ночлежке у нас у одних керосинка. Все как есть у нас просят, только мама ни за что не дает. И верно: на всех ведь не напасешься...

Ей предложили посмотреть книгу с картинками, она быстро села на диван, разгладила на коленках платье, показала Вере Никандровне по очереди растопыренные пятерни, переложив с одной ладони на другую полтинник:

- Чистые. Я недавно мыла.

И вытерла руки еще, для верности, об живот.

Картинка, на которую она засмотрелась, изображала улицу, забитую толпой пестро разодетых людей, махавших руками и приплясывавших. В воздухе над ними реяли яркие зеленые, красные шары, вились и клубились змеями бумажные ленты, сброшенные на толпу другими людьми с балконов больших домов.

- Они в жмурки играют? - спросила Аночка.

- Нет, это карнавал, - ответил Кирилл.

- А почему они все завязались?

- Они не завязались. Это на них маски.

- Зачем?

- Чтобы не узнать друг друга.

- А зачем у них дырки прорезаны? Они ведь все видят.

- Все равно, они узнать не могут друг друга.

- Они артисты?

- Почему артисты? - спросила Вера Никандровна.