Под нами Берлин   ::   Ворожейкин Арсений Васильевич

Кроме того, у него произошло интересное физическое изменение — до фантастических размеров обострилось обоняние и осязание. Даже слух стал острее. На обгорелом лице образовалась новая кожа, такая тонкая, что местами, точно через стекло, просматривались ткани мышц и капиллярные кровеносные сосуды. Сергей по неуловимому для нас запаху мог сказать, умывался сегодня человек или нет. Когда мы из-за давности не чувствовали на носовом платке запаха духов, он безошибочно их называл. Если мы не замечали малейшего дуновения ветерка, то он определял его направление и скорость. Лазарев стал очень чувствителен не только к природе, но и к людям. Теперь Сергей уже не говорит не подумав. А подумав, бывает, и совсем молчит. Он стал скуп и строг на слова.

После катастрофы Кустова Сергей Лазарев в эскадрилье остался единственным опытным летчиком, достойным быть заместителем командира эскадрильи. Правда, он у нас был самый молодой, но, как говорится, молод годами, да стар делами.

Майор Василяка предложил мне:

— Вот тебе заместитель. Лучшего и желать не надо. Его давно бы следовало выдвинуть, но не было мест. Товарищи, с которыми он начинал воевать, уже переросли его. Поэтому он и устраивал нам в воздухе «самодеятельность».

Командир полка ошибался в причинах «самодеятельности» летчика. Сергею не свойственно честолюбие. Он, как и большинство истребителей, без остатка отдающих себя боям, победе, не думал о должностях.