JК
Покушение на крейсер :: Черкашин Николай
Страница: 15 из 46- А брезент-то сухой! Эт что весь караул продрых?! Ах ты, зелень подкильная, дери тебя в клюз! Так-то ты службу несешь?!
- Все, дядя, была служба, да вся вышла! Революцию исделаем, войне акулий узел на глотку, и глуши обороты.
- Давай вали отсюда, племянничек! С такими сделаешь революцию...
Но матрос его не слышал - во весь дух по лужам мчался к заводским воротам. Землянухин привалился к носовому орудию и с наслаждением закурил, гоня из ноздрей сырость терпким дымком.
Ветер гнал по реке белые барашки, чуть видные в предрассветной темени.
Грессер уверенно поднимался по темной лестнице. На третьем этаже повернул барашек механического звонка у двери с медной табличкой: "Старшiй лейтенантъ С. Н. Акинфьевъ".
Лязгнул крюк. Акинфьев открыл дверь и изумленно отступил.
- Никий, ты?! В такую рань?! Проходи. Извини - в неглиже. - Белая бязевая рубаха широко открывала могучую густоволосую грудь, крепкие скулы были окантованы всклокоченной со сна бородкой, отчего командир "Ерша", однокашник Грессера по Морскому корпусу, походил на разудалого билибинского коробейника.
- День славы настает, - загадочно, как пароль, сообщил Николай Михайлович, досадуя, однако, что привязавшаяся с утра фраза сорвалась-таки с языка. Акинфьев, впрочем, принял ее как невеселую шутку.
Пока Грессер стягивал дождевик, шинель, стряхивал дождинки с фуражки и перекладывал наган в карман брюк, Акинфьев хлопотал у буфета, позвякивая столовым стеклом.
- А я, брат, теперь горькую пью, - объявил он, держа наполненные стаканы, - стал фертоинг* на рейде Фонтанки, втянулся в гавань и разоружил свой флотский мундир.
- Все, дядя, была служба, да вся вышла! Революцию исделаем, войне акулий узел на глотку, и глуши обороты.
- Давай вали отсюда, племянничек! С такими сделаешь революцию...
Но матрос его не слышал - во весь дух по лужам мчался к заводским воротам. Землянухин привалился к носовому орудию и с наслаждением закурил, гоня из ноздрей сырость терпким дымком.
Ветер гнал по реке белые барашки, чуть видные в предрассветной темени.
Грессер уверенно поднимался по темной лестнице. На третьем этаже повернул барашек механического звонка у двери с медной табличкой: "Старшiй лейтенантъ С. Н. Акинфьевъ".
Лязгнул крюк. Акинфьев открыл дверь и изумленно отступил.
- Никий, ты?! В такую рань?! Проходи. Извини - в неглиже. - Белая бязевая рубаха широко открывала могучую густоволосую грудь, крепкие скулы были окантованы всклокоченной со сна бородкой, отчего командир "Ерша", однокашник Грессера по Морскому корпусу, походил на разудалого билибинского коробейника.
- День славы настает, - загадочно, как пароль, сообщил Николай Михайлович, досадуя, однако, что привязавшаяся с утра фраза сорвалась-таки с языка. Акинфьев, впрочем, принял ее как невеселую шутку.
Пока Грессер стягивал дождевик, шинель, стряхивал дождинки с фуражки и перекладывал наган в карман брюк, Акинфьев хлопотал у буфета, позвякивая столовым стеклом.
- А я, брат, теперь горькую пью, - объявил он, держа наполненные стаканы, - стал фертоинг* на рейде Фонтанки, втянулся в гавань и разоружил свой флотский мундир.