JК
Психологическая топология пути :: Мамардашвили Мераб
Страница: 1177 из 1179Что говорит о нас – о каждом из нас – Мамардашвили, когда говорит о трансцендентальном синтезе, о феноменологической редукции. о метафизических «машинах времени», о Боге, о коррупции, о «сознании вслух» и т д.? О чем он в нас не перестает повторять, сколь бы ни разнились его сюжеты и сколь бы ни были изменчивыми его профессиональные пристрастия? Словом, в чем смысл философского события встречи с его письмом?
«Философия, – утверждает Мамардашвили, – есть способность отдать самому себе отчет в очевидности». Очевидное – непосредственное содержание мышления. Мы думаем, во всяком случае, то, что нам ясно, – ясно само собой, без всякой метафизики. Зачем же нужны тогда философы? Разве не убеждаемся мы сплошь и рядом, что думаем «так же», как они? Разве нас не радует, когда метафизические истины – «в одну реку не войти дважды» и т п. – при ближайшем рассмотрении сбрасывают с себя одежды бессмыслицы и обнаруживают в нас способность к пониманию – к бытию в большом времени, где нет места «собственности» на мысли и суемудрию?
Вопрос, однако, вот в чем: как возможно это «ближайшее рассмотрение», а значит, и приносимая им радость, т е. та именно радость, которая и есть знак встречи с самим собой – с исполненностью смысла, ради которого жив человек? Что может быть ближе, чем ближайшее – очевидное, сами собой, безо всякого усилия разумеющиеся вещи? «Ближе» – только само усилие. Оно и составляет сущность философского прорыва человека к самому себе, к восторгу полета над суетой повседневности, опыту собственного – никому не «принадлежащего» – мышления.
«Философия, – утверждает Мамардашвили, – есть способность отдать самому себе отчет в очевидности». Очевидное – непосредственное содержание мышления. Мы думаем, во всяком случае, то, что нам ясно, – ясно само собой, без всякой метафизики. Зачем же нужны тогда философы? Разве не убеждаемся мы сплошь и рядом, что думаем «так же», как они? Разве нас не радует, когда метафизические истины – «в одну реку не войти дважды» и т п. – при ближайшем рассмотрении сбрасывают с себя одежды бессмыслицы и обнаруживают в нас способность к пониманию – к бытию в большом времени, где нет места «собственности» на мысли и суемудрию?
Вопрос, однако, вот в чем: как возможно это «ближайшее рассмотрение», а значит, и приносимая им радость, т е. та именно радость, которая и есть знак встречи с самим собой – с исполненностью смысла, ради которого жив человек? Что может быть ближе, чем ближайшее – очевидное, сами собой, безо всякого усилия разумеющиеся вещи? «Ближе» – только само усилие. Оно и составляет сущность философского прорыва человека к самому себе, к восторгу полета над суетой повседневности, опыту собственного – никому не «принадлежащего» – мышления.