Рисунок   ::   Каверин Вениамин

- Сизого?

- Сизыйнос сливой, глазки заплывшие, плешивоватый, все говорит, что нет времени, а сам шляется без дела в пальто с шелковыми отворотами, в лакированных туфлях и в цилиндре.

- В цилиндре?

Впервые Таня не поверила Юре, а Петька откровенно сказал:

- Врешь!

- Сильванты не лгут, - с достоинством отозвался Юра. - Так вот, он... Мне казалось, что он был против того, чтобы мачеха меня уморила. Но теперь-то мне ясно, что они были в сговоре и что он заступался за меня притворно.

- Но как же все-таки она могла тебя уморить?

Юра с досадой махнул рукой.

- Ну как? Очень просто! По ночам, как только я засыпал, колотила в дверь ногами или запускала радио на полную катушку. Распустила по всему городу слух, что я тайком опустошаю холодильник, а сама, между прочим, пристроила к нему электрический звонок, который трещит на весь дом, когда открывают дверцу. Сломала мои лыжи, не пускала на каток, не давала читать, а мою библиотеку продала за гроши. Вот такая была жизнь, и немудрено, что мне захотелось удрать. Но об этом нечего было и думать.

- Почему?

Юра долго молчал. Что-то одновременно и грустное и радостное показалось в его огромных добрых глазах, обведенных темными кругами.

- Ну, об этом как-нибудь в другой раз, - сказал он. - О чем я рассказывал? Ах, да! В тот вечер Лука Лукич пришел ко мне не в пальто, а в старой, поношенной шубе, хотя была мягкая осенняя погода. "Ну, как живешь, бедолага? - спросил он. - Скучаешь? Голодаешь? Я тебе подарочек принес.