Санктпетербургские кунсткамеры, или Семь светлых ночей 1726 года   ::   Говоров Александр

Максюта встал, оправил кафтан, ремни, щелкнул пряжкой.

- Пойду караулы проверю. А ты, брат Федя, что я тебе скажу... Истина или нет - философский камень, для меня сейчас истина одна. По сказке того графа, цесарца, государыня назначила ему аудиенцию через семь дней. Значит, семь дней мне жизни. Семь дней!

- Но где же его тогда искать, где? - горестно восклицал Миллер.

- Вот именно -где? Пойди туда - не знаю куда. Принеси то - не знаю что.

Услышав пословицу, Миллер кинулся за своей нотицбух, но Максюта вышел, плотно притворив за собой дверь.

10

Нева, серебряная, словно застывшая, угадывалась за силуэтами деревьев. В безбрежном светлом небе повис серпик месяца. А воздух был глух и насыщен тишиной, которой мешал только далекий брех собак.

Одного часового Максюта обнаружил болтающим с профессорской горничной. Другой, прислонясь к парапету, похрапывал и очнулся, только когда Максюта хотел взять у него мушкет.

Наказывать не хотелось, и он ограничился устными внушениями. Поднялся на левое крыло Кикиных палат, где располагалась Кунсткамера. Гулкие коридоры в рассеянном полуночном свете были неприветливы. Под сводами отдавалось эхо шагов, в углах таились настороженные тени.

В комнаты, где мерцали позолотой ряды книг, Максюта не пошел. Не умея грамоте, он относился к ним с почтением, любил рассматривать гравюры и красно-черные титульные листы, однако сегодня было не до них.