Санктпетербургские кунсткамеры, или Семь светлых ночей 1726 года   ::   Говоров Александр

Однако прошло уж много часов, она успела и посуду перемыть, и постирать, и хозяинаугомонить, который не вовремя проснулся. А Максима Петровича все нет, даже голоса его не слышно, и тень его там в окнах не мелькает.

Вот в игорном Раю разгорелась ссора.

- Пардон, мсье, верните карту. У вас должна идти шестерка, а вы кладете девятку бубен.

- Доннерветтер! - ревел простуженный бас. - Ты что в моих картах ночуешь?

Затем следовала брань на осьмнадцати языках, грохот опрокидываемой мебели, душераздирающий визг:

- Держите меня, я проткну этого мерзавца!

А Алена все смотрит, все ждет, облокотись на жесткий подоконник.

Там в подъезде с двумя вычурными фонарями прохаживается Весельчак. Иногда он открывает стекло фонаря, поправляет плошку и на спине его блестит золотой лев с хищными лапами и в короне. Когда же он поворачивается лицом, виден его узенький лоб и треуголочка, надвинутая на уши.

Сверху выволакивают скандалиста. Весельчак принимает его в свои гайдуцкие объятия, и тот покорно затихает. Весельчак ставит его на ноги.

- Стаканчик! - молит на прощание изгоняемый. И Весельчак собственноручно подносит ему посошок, благодарит за посещение, потом удаляет с крыльца мощным движением ладони.

И невмоготу Алене больше ждать - это хуже смерти! Она решительно пересекла двор и встала рядом с могучим гайдуком.

- Ого! - сказал радостно Весельчак, поигрывая булавой. - Это ты?

- Как видишь, я. Слушай, Весельчак...