Сиерра-Морена   ::   Карамзин Николай Михайлович

Эльвира говорила мне о своем незабвенном Алонзе, описывала красоту души его, свою любовь, свои восторги, свое блаженство, потом отчаяние, тоску, горесть и, наконец, - утешение, отраду, находимую сердцем ее в милом дружестве. Тут взор Эльвирин блистал светлее, розы на лице ее оживлялись и пылали, рука ее с горячностию пожимала мою руку. Увы! В груди моей свирепствовало пламя любви: сердце мое сгорало от чувств своих, кровь кипела - и мне надлежало таить страсть свою! Я таил оную, таил долго. Язык мой не дерзал именовать того, что питала в себе душа моя: ибо Эльвира клялась не любить никого, кроме своего Алонза, клялась не любить в другой раз. Ужасная клятва! Она заграждала уста мои. Мы были неразлучны, гуляли вместе на злачных берегах величественного Гвадальквивира, сидели над журчащими его водами, подле горестного Алонзова памятника, в тишине и безмолвии; одни сердца наши говорили. Взор Эльвирин, встречаясь с моим, опускался к земле или обращался на небо. Два вздоха вылетали, соединялись и, мешаясь с зефиром, исчезали в пространствах воздуха. Жар дружеских моих объятий возбуждал иногда трепет в нежной Эльвириной груди - быстрый огонь разливался но лицу прекрасной - я чувствовал скорое биение пульса ее - чувствовал, как она хотела успокоиться, хотела удержать стремление крови своей, хотела говорить... Но слова на устах замирали. - Я мучился и наслаждался. Часто темная ночь застигала нас в отдаленном уединении. Звучное эхо повторяло шум водопадов, которые раздавался между высоких утесов Сиерры-Морены, в ей глубоких расселинах и долинах. Сильные ветры волновали и крутили воздух, багряные молнии вились на черном небе или бледная луна над седыми облаками восходила.. Тихая ночь - вечный покой-святое безмолвие! К вам, к вам простираю мои объятия!

1793