Слово о словах   ::   Успенский Лев

В свою очередь, суффикс «-чанин» тоже никак не связан неразрывно с названиями городов, оканчивающимися на «-ков»: рядом с харьковчанами существуют минча´не (жители Минска) и оло´нчане из Олонца;[ 113 ] зато от города Томска никак нельзя произнести слова «томчанин»; жителя Пинска зовут не пинчанин, а пинчук, а тот, кто вздумал бы назвать омчанином жителя Омска, был бы крайне удивлен, узнав, что омчанами (или амчанами) искони именовались в народе обитатели города Мценска Орловской области; была даже поговорка, утверждавшая, что «о(а)мчане коней умчали».

Мы просто и удобно говорим:



пскович из Пскова,

москвич из Москвы,

костромич из Костромы.



Но ни у меня, ни у вас «язык не повернется» рассказать про своего друга «кинешмича» или про знакомую «бугульмичку», хотя, казалось бы, Кострома, Кинешма и Бугульма – слова формально однотипные. Очевидно, однако, язык ощущает в них какую-то таинственную разницу: ведь «костромитянин» сказать тоже можно, а «бугульмитянина» или «кинешмитянина» я за всю мою жизнь не встретил ни одного.

Пестрота суффиксов, образующих в русском языке названия обитателей географических мест, поистине удивительна, и, насколько я знаю, более или менее удовлетворительной их классификации и анализа не существует. А жаль!

Вот существуют два города: Старая Русса и Одесса. От первого никто не помешает вам образовать производное «староруссец». А от названия города Одесса известно только созданное в литературном языке при помощи иностранного суффикса производное «одессит»[ 114 ].

Почему так случилось? Не потому ли, что слово Одесса явно не русское? Вряд ли это будет правильным объяснением, – ведь от таких бесспорно нерусских названий, как Лондон, Париж, Берлин, мы производим чисто русские образования: «парижанин», «лондонец», «берлинец»; да и от слова «Венеция» образовали «венецианца», а не «венециита».