Слово живое и мертвое   ::   Галь Нора

Давным-давно некий семилетний поэт, сочиняя стишок, донимал родителей вопросом: как лучше – а роплан или э роплан? Малолетнему стихотворцу было простительно: а эроплан никак, хоть тресни, не лез в строчку, разрушал размер, а самолет в ту пору относился еще только к сказочному ковру…

Еще раньше не кто-нибудь, а Блок вводил в стихи «кружащийся аэроплан », но он же пытался и найти замену, стихотворение « Авиатор » он начал строкой: «Летун отпущен на свободу». Многие годы спустя летун осмыслился совсем иначе, но как хорошо, как полно заменили аэроплан и авиатора самолет и летчик . А чем плох вертолет вместо геликоптера ?

Рецептов тут, конечно, нет. Ведь прочно вошло в наш обиход, даже в детские стишки и песенки, взятое у англичан и французов короткое и звонкое метро и не привилась подземка , которую еще в «Городе Желтого Дьявола» ввел Горький, опираясь на американское subway . Рецептов нет, но возможности русского языка необъятны, и засорять его ни к чему.

Есть еще и такое «теоретическое оправдание» у любителей заемных слов: это, мол, нужно для «экзотики», для «местного колорита».

В 20-30-х годах в переводной литературе такой приметой «местного колорита» были всевозможные хэлло, о’кей, олрайт . Тогда они были в новинку, и на сцене Камерного театра в знаменитом «Негре» это « хэлло » помогало Алисе Коонен и ее партнерам перенести зрителя в новую для него, непривычную обстановку. Очень долго переводчики, даже лучшие, оставляли такие слова в неприкосновенности. Но сейчас уже установлена простая истина, одна из основ перевода: своеобразие иноземного быта надо живописать не формалистически оставленными без перевода словечками, а верно воссоздавая средствами русского языка ту особенную обстановку, быт и нравы, что показаны в переводимой книге языком подлинника.