Спектакль в селе Огрызлове   ::   Шишков Вячеслав

Семеня ножками и горестно восклицая: Я ж говорю вам, что не знаю роли... Я сбилась, сбилась... - она подбежала к попадье, которая безмолвно стояла ступой, обхватив живот. - Благословляй, дьявол! - треснул в пол кулаком суфлер. - Господь тебя благослови! - как протодьякон пробасила попадья. Павел Мохов метался за кулисами: - Занавес!.. К чорту Филата!.. Ах, дьяволы... снова! Но положенье спас буржуй жених, он роль знал на зубок, на сцену вышел игриво, попадья и Аннушка вновь овладели собой, Федотыч суфлировал на весь зал, как сто гусей, и на радостях суетливо глотал самогонку: из суфлерской будки несло сивухой. Потом вошел маленький бородатый священник в рясе и скуфье на-бекрень, отец Аннушки. - Поп, поп! - весело зашумели в зале. - Глянь-ка, братцы! Кутью продергивают. Несчастную Аннушку стали пропивать, жених с попом устраивают кутеж, гармошка, пляс, попадья в присядку чешет трепака, подушки с груди переползают на живот. Аннушка плачет. Зрителям любо: ай люли, хлопают в ладони: биц-биц-биц-браво! Аннушка плачет горше. Но вот врывается в кожаной куртке рабочий-коммунист: - Я спасу тебя! - Милый, милый! - бросается ему на шею Аннушка. Жених лезет драться, но коммунист выхватывает револьвер: - Она моя. Смерть буржуям!.. Поп с женихом в страхе ползут под кровать. Занавес. Хлопки. Восторженные крики: биц-биц-биц! * * * Перерыв длился целый час. Стемнело. Зажгли две керосиновые коптилки. Мрак наполовину поседел. У актеров как в сумасшедшем доме: кто плачет, кто смеется, кто зубрит роль.