Святая Русь (Книга 3, часть 7)   ::   Балашов Дмитрий Михайлович

Вынимали душу не со радостью,

Кладывали душеньку на вострое копье,

Проносили душу во огненну реку,

Во огненну реку, во кипучу во смолу.

Увидал богатый брата своего:

"Братец ты, братец, убогий Лазарь!

Омочи-ка, братец, безымянный перст в окиян-море,

Помажь-ка, братец, печальные уста!"

Отвечал убогий брату своему:

"Братец ты, братец, богатый Лазарь!

Как жили мы были на вольном на свету,

Не знали мы, братец, никакого греха:

Брат брата братцем не назывывали,

Голодного не накармливали,

Жаждущего не напаивали,

Голого не одёвывали,

Босого не обувывали,

Красную девицу из стыда не вывели,

Колодников-тюремщиков не навещивали,

Убогого в путь-дорожку не проваживали.

Теперь воля не моя, воля Господа,

Воля Господа, Царя Небесного".

Слепец, сидя на паперти храма и подняв к небу незрячие очеса, перебирал струны гудка. Скоромных песен в пост не поют, и потому по всей Москве в эти дни слышнее стали голоса калик перехожих, лирников. Иван Федоров, выходя из церкви, приостановился и дослушал до конца старинный назидательный сказ. Крякнув, щедро оделил певца.

Мороз отдал, и небо было промыто-синим, и уже вовсю журчали ручьи, и тонкий пар заволакивал ждущие весеннего освобождения поля. На Москве-реке уже разобрали зимний мост и уже тронулись с тихим шорохом серо-голубые льдины, отрезая Заречье от тутошнего берега.