Святая Русь (Книга 3, часть 7)   ::   Балашов Дмитрий Михайлович

"Мал еще! И я таким был!" - успокаивает он себя, оправдывая теперь, задним числом, Ванюшку. Хуже б стало, коли сидел в углу да плакал, цеплялся к отцу и вспоминал мать... Того, что Маша умерла, он и сам еще не постиг толком. Все блазнило, что где-то в гостях, в отлучке, и не удивил бы, пожалуй, узревши ее по-прежнему живой...

Он ехал и вздыхал, рассеянно озирая убогого вида, кое-как слепленные хоромины в припутных деревнях. Ежегодные татарские, литовские да и невесть чьи набеги приучили местных жителей более полагаться на лесные засеки да овраги, чем на защиту подверженного огню хоромного строения.

Степь, еще незримая, далекая, дышала где-то там, за рядами боров и дубовых рощ, за утренним росным изобилием широких полян, уже готовых разлиться смертельным размахом Куликова поля. Не этими ли дорогами шла тогда - и десяти летов не минуло с той поры! - великая рать князя Дмитрия к Дону, к роковому рубежу, где текла ихняя, русская кровь? Давняя битва уже начала обрастать легендами, выситься значением, яреть славою, и Иван Федоров, переживший ту далекую страду, уже с некоторого высока поглядывал на рязан, не пришедших ратью на помощь Москве...

Рязанский боярин Станислав на легконогом, с плывущею поступью коне подъехал обочь.

- Часом, не был на Куликовом поле? - вопросил.

Иван отмолвил сдержанно, как и полагалось старшему воину, побывавшему в славном сражении:

- Стоял! В полку левой руки! - Далее само выговорилось: - Ратных своих растерял, чаяли, конец уж нам, подо мною и коня убило...