JК
Святая Русь :: Балашов Дмитрий Михайлович
Страница: 22 из 398Чем же он привлекал сердца? Неужели и в подлости, и в гадости тоже ищут своих по духу, а ему, Тимуру, на всю жизнь суждено царственное одиночество?!
Дорого ему стоил Хусейн! Дорого стоило взять Карши, выиграть бой в степи Кузы и под Самаркандом, дорого стоил поход на Ходжент, а труднее всего далась осада Балха…
Туркан-ага любила спать, уткнувшись носом ему под руку… Нет, Сарай Мульк-ханум не безразлична ему! И порою заставляет думать ревниво о том, любила ли она и как любила Хусейна? Он взял весь гарем Хусейна, когда все кончилось, но Сарай Мульк-ханум, дочь монгольского хана Хазана, сделал старшей. По ней он теперь гурген, ханский зять, как Мамай в Золотой Орде.
Балх надо было взять скорей, пока Хусейн не получил подкреплений. Он, Тимур, безжалостно гнал воинов на приступы и бесился, видя, как ставшие мягкими тела безвольно осыпаются с выси городских башен. Пока, наконец, не сделали подкоп и не обрушили прясло стены. Но и тогда бой продолжался в улицах, а Хусейн с дружиной засел в цитадели. Он все-таки струсил, Хусейн!
Струсив, запросил мира. И тут вот Тимур почувствовал в первый и, возможно, в последний раз, что мертвая Туркан-ага могла бы помешать ему.
– Что ты обещаешь мне? – спросил Хусейн через глашатая.
– Ничего, кроме жизни! – резко ответил он.
Но Хусейн, вышедший было из крепости, струсил и тут. Забежал в припутную мечеть и спрятался там вместо того, чтобы идти прямо к нему, Тимуру. И тем подписал себе смерть.
Дорого ему стоил Хусейн! Дорого стоило взять Карши, выиграть бой в степи Кузы и под Самаркандом, дорого стоил поход на Ходжент, а труднее всего далась осада Балха…
Туркан-ага любила спать, уткнувшись носом ему под руку… Нет, Сарай Мульк-ханум не безразлична ему! И порою заставляет думать ревниво о том, любила ли она и как любила Хусейна? Он взял весь гарем Хусейна, когда все кончилось, но Сарай Мульк-ханум, дочь монгольского хана Хазана, сделал старшей. По ней он теперь гурген, ханский зять, как Мамай в Золотой Орде.
Балх надо было взять скорей, пока Хусейн не получил подкреплений. Он, Тимур, безжалостно гнал воинов на приступы и бесился, видя, как ставшие мягкими тела безвольно осыпаются с выси городских башен. Пока, наконец, не сделали подкоп и не обрушили прясло стены. Но и тогда бой продолжался в улицах, а Хусейн с дружиной засел в цитадели. Он все-таки струсил, Хусейн!
Струсив, запросил мира. И тут вот Тимур почувствовал в первый и, возможно, в последний раз, что мертвая Туркан-ага могла бы помешать ему.
– Что ты обещаешь мне? – спросил Хусейн через глашатая.
– Ничего, кроме жизни! – резко ответил он.
Но Хусейн, вышедший было из крепости, струсил и тут. Забежал в припутную мечеть и спрятался там вместо того, чтобы идти прямо к нему, Тимуру. И тем подписал себе смерть.