Роковая роль   ::   Топильская Елена

За окном мелькнул какой-то блик, — наверное, пронеслась птица, и вся эта сцена вдруг показалась мне кадром из кинофильма, — не правдоподобно красивая, словно специально срежиссированная так, чтобы смерть не вызывала у зрителя отвращения. А только завораживала и приковывала взгляд. Но от этой красивости и нарочитости все, наоборот, представилось слишком мерзким. Я обошла труп, присела на корточки и заглянула в повернутое вбок лицо мертвой артистки Климановой.

Да, несомненно, это была та женщина, которая приходила ко мне на прием.

Только у меня она была практически без косметики, или, может, подкрашенная так умело, что выглядела вполне естественно. А это мертвое лицо поражало обилием грима. Наверное, так выглядят актеры перед выходом на сцену.

Приблизившись к телу, я увидела на полу, у самых пальцев, несколько пустых упаковок от лекарств. Перевернув кончиком ногтя одну из упаковок, я прочитала название лекарства — димедрол. Снотворное. Но принимая такое количество сразу, можно было преследовать только одну цель — уснуть навсегда. Не поднимаясь, я посмотрела в сторону терпеливо ожидающего у двери Петра Валентиновича, и он, поймав мой взгляд, показал глазами в сторону туалетного столика. Я выпрямилась и сделала шаг туда. На столике, перед высоким и явно старинным зеркалом, лежал листок бумаги. На нем были написаны две строчки: «Меня никто не любит, я должна умереть». Я оглянулась на оперативника. Петр Валентинович тут же подался в мою сторону, но спохватился и спросил:

— А сюда можно входить? Я не наслежу?

Я вздохнула.