Трагедия с Короско   ::   Конан-Дойль Артур

Сами муки становятся наслаждением, и нужда представляется комфортом, и сама смерть является желанной, когда в душе заговорит голос всесильной любви. Так и у Стефенса в душе было такое ликование, которого не могли смутить близость смерти и свирепые лица палачей. Все это стушевалось в его воображении, превращалось в ничто в сравнении с великой, всепоглощающей радостью, что отныне "она" уже не может смотреть на него, как на случайного знакомого, и в течение всей своей жизни она будет вспоминать о нем.

Полковник Кочрэнь сидел на своем верблюде и упорно не отводил глаз от бесконечной пустыни, лежащей по направлению к Нилу.

"Неужели, - думал он, - нет никакой надежды на спасение? Неужели погоня не настигнет нас до самого Хартума?"

Очевидно, те арабы, что толпились около пленных, должны были остаться здесь когда остальные, сидевшие уже на верблюдах, должны были сопровождать трех женщин и его. Но чего Кочрэнь никак не мог понять, так это того, почему палачи до сих пор медлят. Явилось одно предположение, а именно, что они, по свойственной восточным народам утонченной жестокости, выжидали, когда египетская кавалерия будет близко, чтобы эти еще не остывшие трупы их жертв были, так сказать, оскорблением, брошенным в лицо врагу.

Но если так, то сопровождать их должны были не более двенадцати арабов, и полковник стал оглядываться кругом, не увидит ли сзади них дружественного им Типпи-Тилли.