Третий Проект. Том I Погружение   ::   Калашников Максим

Еще от четырех до шести миллионов людей умерло в голодные послевоенные годы, когда отброшенное в средневековье хозяйство не смогло кормить не только города, но уже и само крестьянство. Это хозяйство не могло поддерживать жизнь у населения центра, промышленность которого остановилась.

От 12 до 15 миллионов лучших русских людей – вот цена, которую Россия заплатила в первые двадцать лет ХХ века за тупики своего развития, за врожденную исковерканность социодинамики, за трагический разлад между топосом и реальностями жизни, за измену своему историческому предназначению.

Но и это еще не все. Дело заключается не только в человеческих потерях. Не менее гибельной для перспектив Советской России 1920-х стала и утрата подавляющей частью населения навыков эффективного труда. Труд за эти годы превратился в тягло, в безумно тяжелую и непродуктивную деятельность. Без работы – верная смерть работнику и его семье. Но в Советской России 20-х годов он не мог дать ничего, кроме нищенского, беспросветного и унылого существования. Без счастья, без радости и без надежд.

Надломилась психическая структура русского народа. Ее хватило, чтобы выдержать прыжок из старого мира в новый, но вместо счастья, радости творчества и богатства возможностей обнаружилась страшная, голодная и несправедливая повседневность. Она сковывала свинцом и казенным мраком все благородные порывы, замораживала чувства и устремления. Народ ушел из Вчера, но счастливое Завтра так и не наступило. Вместо него пришло свинцовое безвременье, выход из которого был только в смерти. Никогда в мире не было такого высокого процента самоубийств, как в Москве и Питере 1920-х годов.