Ураган   ::   Шпанов Николай Николаевич

Ведь то, чем ты меня попрекала, - все эти тряпки, портнихи, вся чепуха - это пришло потому, что, бросив работу, я должна была чем-то заткнуть черную дыру, которая так страшно глядит на меня: куда ни кинь, всюду оно. "А вдруг?!" - Не надо, будет... - прошептала Ксения. - Если бы я могла вот так себе сказать - будет! Села бы в самолет и с моим народом в тайгу, в сопки, в экспедицию... Но как же мне?.. Разве я могу его оставить? Хоть на день?.. А вдруг?!.. Ксюша, ты же сама говорила мне: быть женою летчика куда тяжелее, чем летчиком... Ведь это ты мне как-то сказала, когда я шла за Андрея: "Приглядись к женам летчиков, к тем, кто настоящие люди: почему у них не такие глаза, как у других женщин? Откуда этот беспокойный блеск? Кто бы они ни были: домашние хозяйки, матери своих детей, художницы, инженеры, врачи - если настоящие, - все не такие, как другие женщины. Куда ее денешь, эту мысль: "А вдруг?!" Ксюшенька, родненькая... Шесть лет с Андреем. Две тысячи ночей, и каждая вторая без сна, с мыслью: "А вдруг?!" Тысяча бессонных ночей. Кто это может? До геологии тут? - Ладно уж, - как могла сурово выговорила Ксения. Ей самой хотелось заплакать от всего, что накатилось из прошлого - такого чудно-сияющего и такого страшного, когда она тоже жила с мыслью. "А вдруг?!" Что ж, может быть, поэтому и она тогда, как теперь Вера, не знала удержу в ласках, торопилась дать их Ивану? Какие режимы, какие соображения разума существовали тогда для нее? И вот... Страшно подумать может быть, поэтому... Нет, нет! Не из-за нее! Любовь не может убивать... Не может! И, больно прикусив губу, сурово сказала: - И все-таки ты, Верок, должна взять себя в руки. Подумай о нем.