Страница:
271 из 381
– А, монсеньор, оставьте ее для тех, кто уже видел!
Когда Аруэ желал отказаться от приписываемых ему анонимных произведений, он приводил один-единственный довод, который казался ему неотразимым: «Я не мог написать таких плохих стихов». Это доказательство вовсе не казалось регенту таким уж неоспоримым, и 17 мая последовал приказ арестовать поэта. В бастильском журнале за этот день находится следующая запись: «Франсуа-Мари Аруэ, 23 лет, родом из Парижа, сын Аруэ, казначея счетной экспедиции, посажен в Бастилию 17 мая 1717 года за сочинение оскорбительных стихов на регента и герцогиню Берри».
Полицейский комиссар Изабо, пришедший в крепость для допроса Аруэ, спросил, где находятся его бумаги.
– В моем бюро, – ответил арестант.
– Не верю, – настаивал комиссар. – У вас есть списки памфлета. Где они?
Тут в голове у насмешливого Аруэ родилась одна идея.
– Мои бумаги спрятаны в уборных, – сказал он. Поэт отказался уточнить, в каких именно уборных он прячет антиправительственные произведения, и полиция насмешила не одну сотню парижан, обыскивая все уборные подряд, пока Изабо наконец не догадался, что попался на розыгрыш.
Хотя Аруэ содержали не очень строго, все же это была тюрьма, и узник, привыкший к комфорту, страдал от отсутствия предметов туалета. В письмах родным он просил прислать «два индийских платка – один для головы, другой для шеи, ночной чепец, помаду…», а также Гомера и Вергилия, его «домашних богов».
|< Пред. 269 270 271 272 273 След. >|