В лесах (Книга 2, часть 3)   ::   Мельников-Печерский Павел Иванович

Ни отговаривала,ни уговаривала. Замолчала она; не заговаривал и Василий Борисыч...

Молча доехали в самую полночь до Комарова."И что это, что это с нами будет? - думала Манефа, выйдя из повозки и взглянув на черневшую в ночном сумраке часовню.- Извне беды, бури и напасти; внутри нестроение, раздоры и крайнее падение веры!.. О господи!..

Ты единая надежда в печалях и озлоблениях... устрой вся во славу имени своего, устрой, господи, не человеческим мудрованием, но ими же веси путями".

Потом, прощаясь с Васильем Борисычем у входа в свою келью, тихонько шепнула ему:

- Ты, Василий Борисыч, никому не говори, про что мы с тобой беседовали... Зачем смущать?

- Вполне понимаю, матушка,- отвечал он также шепотом.- Как можно? Слава богу, не маленький.

- То-то, смотри поостерегись,- молвила Манефа и, пожелав гостю спокойного сна, низко ему поклонилась и отправилась в келью...

Было уж поздно, не пожелала игуменья говорить ни с кем из встретивших ее стариц. Всех отослала до утра. Хотела ей что-то сказать мать Виринея, но Манефа махнула рукой, примолвив: "После, после". И Виринея покорно пошла в келарню.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Когда Марья Гавриловна воротилась с Настиных похорон, Таня узнать не могла "своей сударыни". Такая стала она мрачная, такая молчаливая.

Передрогло сердце у Тани. "Что за печаль,- она думает,- откуда горе взялось?.. Не по Насте же сокрушаться да тоской убиваться... Иное что запало ей на душу". Две недели прошло...