В лесах (Книга 2, часть 4)   ::   Мельников-Печерский Павел Иванович

- Да вам-то он никак прадедушкой доводился?

- Так точно,- тряхнув головой, отвечал Петр Степаныч.

- Пожил, слава богу, довольно,- молвила игуменья.- Много ль годов было сердечному?

- Больше ста годов, матушка,- ответил Самоквасов.

- Уж и больше ста годов? - промолвила Таисея.

- Сами извольте считать,- сказал Самоквасов.- О ту пору, как Пугачев Казань зорил, жена у дедушки без вести пропала; дедушка наш настоящий, Гордей Михайлыч, после матери тогда по другому годочку остался.

- Да, да,- качая головой, согласилась мать Таисея.- Подымался Пугач на десятом году после того, как Иргиз зачался, а Иргиз восемьдесят годов стоял, да вот уже его разоренью пятнадцатый год пошел. Значит, теперь Пугачу восемьдесят пять лет, да если прадедушке твоему о ту пору хоть двадцать лет от роду было, так всего жития его выйдет сто пять годов... Да... По нонешним временам мало таких долговечных людей... Что ж, как он перед кончиной-то?.. Прощался ли с вами?.. Допустил ли родных до себя?

- Как же, матушка, со всеми простился,- ответил Петр Степаныч.- И со сродниками, и с приказчиками, и со всеми другими домашними, катары на ту пору тут прилучились. Всех к себе велел позвать и каждого благословлял, а как кого зовут, дядюшка подсказывал ему. Чуть не всех он тут впервые увидел... Меня хоть взять - перед Рождеством двадцать седьмой мне пошел, а прадедушку чуть-чуть помню, когда еще он в затвор-от не уходил.

- Годов двадцать в затворе-то, говорят, пребывал? - спросила мать Таисея.

- Двадцать два года ровнехонько,- подтвердил Самоквасов.