Ровно в полночь   ::   Лайл Гэвин

Рон принял нас издали за министров или крупных знатоков моды, метнулся навстречу, но узнав меня, сразу окрысился:

– Опаздываешь, дружище.

– Противник тоже. – Я их представил: – Анри Мерлен – Рон Гопкинс, он же Мерседес Меллони.

На Роне был темно-зеленый жилет со светло-зелеными лацканами, в одном торчала розовая орхидея, – так, по его мнению, должен был выглядеть гомосексуалист в сплошь гомосексуальной компании парижских кутюрье и завсегдатаев модных салонов. Вглядевшись внимательнее, вы понимали, что он больший англичанин, чем ростбиф, и меньший гомосексуалист, чем мартовский кот.

– Места для вас оставлены в первом ряду. Не вздумайте меня предать, ясно?

Злорадно ухмыльнувшись, мы зашагали по чужим ногам к своим местам. Аудитория состояла в основном из женщин. Из тех, кто состарился, так и не растолстев, или растолстел, не успев состариться. Мерлин уже обзавелся программкой:

– Номер тридцать семь, – прочитал он, – "Весна жизни". Прелестное название. Сам мэтр назвал эту модель просто "Весна"". Ваш Гопкинс исключительно точно понимает психологию женщин того упадочного возраста, которым он рассчитывает всучить свою стряпню. Когда окажется, что платье – точная копия нашего, ему придется выложить миллион франков.

– Точной копии не будет, – возразил я.

Мерлен продолжал изучать программку.

– А эта жуть зовется платьем для коктейля?

Манекенщица в темном приталенном платье замерла на помосте.